16.09.2018
Многие ходили с повязками на лице. На всякий случай, я также закрыл рот и нос платком. Автобус проезжал мимо УМЗ, все пассажиры прильнули к окнам, но внешне вокруг завода всё было спокойно, а что происходило на его территории – никто не знал. Тогда это было сверхсекретное предприятие, и горожане могли лишь строить догадки – что же там производят? Говорили, что компоненты для атомной бомбы.
Лишь к вечеру прозвучало короткое сообщение по областному радио. Да, произошла авария при производстве сварочных работ, но ничего страшного, и никакого вреда нет. Просим сохранять спокойствие, не поддаваться панике, городские службы работают в обычном режиме. Особо подчёркивалось, что футбольный матч чемпионата СССР во второй лиге между «Востоком» из Усть-Каменогорска и «Актюбинцем» состоится в назначенное время, в 19-00, на стадионе «Восток». Однако те болельщики, которые отважились пойти на стадион, футбола так и не увидели. На поле вышла лишь наша команда. Гости отказались играть, и поехали в гостиницу, где отсиживались до отъезда в аэропорт.
То время уже считалось эпохой гласности. И горожане гораздо больше узнавали об аварии из центральных СМИ, чем от местных источников информации. Прошли сюжеты по союзному ТВ, в центральных газетах, информация по радио «Маяк». Город жил этими новостями и буквально бурлил. Правда, никто так толком и не знал, насколько серьёзны последствия аварии. Говорили, что Усть-Каменогорск накрыло бериллиевое облако, и что это очень опасно. Помню, как я шёл на работу в школу ранним утром, и женщина из окна кричала на дворника, которая усердно сметала опавшие листья: «Что Вы делаете? Они все бериллием пропитаны, а Вы пыль поднимаете!». Дворник растерянно смотрела на неё и не знала, что делать: то ли выполнять работу, то ли бросить. Распоряжений об отмене уроков физкультуры на улице не было, и занятия проводились на школьном стадионе, погода стояла тёплая.
Кто стал организатором митинга – точно не знаю. Но это были неформалы. Тогда действовал городской стачечный комитет, инициативная группа содействия перестройке, в городском и областном советах депутатов были боевые народные избранники. И уже 22 сентября, в субботу, состоялся митинг. Весть о нём вмиг разнеслась по городу. И те, кто подошел к началу мероприятия, а митинг назначили на 17-00, пожалели, что не пришли раньше. Народ заполнил не только площадь им. В.И. Ленина, но и все прилегающие улицы. Мне пришлось стоять возле Дома связи, и здесь находились тысячи людей. Шла трансляция по громкоговорителям. Потом поступила информация, что на митинг пришли 25 000 человек, почти 10% населения города, но реально людей могло быть и больше, подсчёту такое количество трудно поддаётся. Выступления были резкими. Приехали депутаты Верховных Советов СССР и Казахской ССР. Помню выступление депутата ВС Казахской ССР, председателя комиссии по экологии Нигмета Жотабаева. Он сказал, что приложит все силы, и обещает горожанам, что УМЗ будет закрыт. Это заявление было встречено шквалом аплодисментов. У народа был необычайный подъём, казалось, что теперь-то мы горы свернём, наступит подлинное народовластие, и мы вышибем из своих кабинетов этих «партократов».
Митинг не прошёл бесследно. Буквально через несколько дней в газете «Рудный Алтай» было опубликовано решение обкома Компартии Казахстана и ВК областного совета депутатов трудящихся о закрытии бериллиевого производства УМЗ и переносе самого завода за черту города. Конечно, все понимали, что это заведомо невыполнимое решение, и принято оно только для того, чтобы успокоить общественное мнение. Но были и другие реальные и важные решения. Так, правительство СССР направило в Усть-Каменогорск союзную комиссию под руководством профессора Назарова для исследования экологической обстановки в городе. Министерства и ведомства Союза и Казахской ССР продумывали меры по улучшению ситуации в Усть-Каменогорске. Градус общественного напряжения стал спадать. Страна стремительно катилась к рыночной экономике, на людей обрушилась лавина житейских проблем, и постепенно бериллиевый взрыв уходил на второй план. На следующий митинг, где горожане должны были проконтролировать ход выполнения решений сентябрьского митинга, собралось уже всего около 1000 человек, состоялся он 9 ноября.
Комиссия профессора Назарова приехала в Усть-Каменогорск и начала свою работу. Не могу утверждать, но говорили, что именно на обследование по последствиям бериллиевой аварии было выборочно проверено 1000 человек. Помню, что в это число попала и дочь одной из учительниц нашей школы, и вроде бы у неё оказались очень плохие анализы. В учительской все обнимали свою плачущую коллегу, подбадривали, успокаивали, что, может быть, всё обойдётся.
Доклад профессора Назарова прозвучал уже после развала СССР, в январе 1992 года. Диагноз комиссии был страшным – город нужно срочно признавать зоной экологического бедствия, принимать срочные меры по оздоровлению населения. «Страшнее Чернобыля» - эта фраза звучала и в выступлениях, и в газетных заголовках.
Но все эти рекомендации ушли в пустоту. Так же, как и принятое 5 августа 1991 года совместное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР о мерах по оздоровлению экологической обстановки в Усть-Каменогорске. Вопрос о ситуации в крупнейшем промышленном центре Востока Казахстана успел дойти до самого высшего руководства страны. И меры успели выработать. Было решено выделить средства для переселения людей из районов, прилегающих к промышленной зоне, на Левобережье Иртыша, постепенно перенести туда и основную часть города. Выделялись не только средства, но стройматериалы, техника и т.д. Среди прочего даже решено было организовать в Усть-Каменогорске троллейбусное сообщение, значительно улучшить медицинское обслуживание, построить новую, современную клинику с самым передовым оборудованием. Наверное, это постановление стало последним масштабным решением союзных органов власти. К сожалению, через 4 месяца Советский Союз прекратил существование, и важнейшее для нашего города решение так и осталось на бумаге.
В круговороте перестройки и шоковых рыночных реформ об аварии позабыли. Получилось так, что авария была, но так и неизвестно, как же она сказалась на экологическом состоянии города, какое воздействие оказала на здоровье жителей. А ведь усть-каменогорцы невольно стали участниками масштабного эксперимента – нигде в мире люди не подвергались воздействию бериллия в таких объёмах. Ведь подобных производств всего три: в Швеции, США и Усть-Каменогорске. Даже хотя бы по этой причине нужно было провести исследования. Но решили пойти по другому пути – просто замолчать, дождаться, пока время не сделает своё дело, и события просто сотрутся из памяти.
Действительно, прошло 28 лет, и лишь немногие вспоминают о крупнейшей аварии. Для молодёжи этот вопрос уже совсем не актуален – ну, была когда-то авария, и что? Хотя, неизвестно, может быть, и молодое поколение несёт в себе последствия этой катастрофы.
Но недавно сенсационное заявление сделал Ришат Адамов, который в 1990 году руководил только что созданным в то время областным комитетом охраны природы. Накануне Дня эколога 5 июня он дал интервью пресс-службе Центра экологической безопасности. Приведём отрывок из этого интервью.
«- К сожалению, начало 90-х ознаменовалось и катастрофическим событием для всего населения Усть-Каменогорска: аварией на бериллиевом производстве Ульбинского металлургического завода, последствия которой до сих пор остаются тайной «за семью печатями»…
- Тогдашний директор предприятия Виталий Метте принял очень много мер, чтобы наше участие в исследовании этой катастрофы было минимальным. В расследовании участвовало 3-е закрытое управление Министерства здравоохранения. Все документы, которые касались итогов работы этой комиссии или даже фрагменты шли под грифом «секретно», и до сих пор остались таковыми».
Итак, документы по расследованию катастрофической аварии есть. Но они являются секретными. Значение этого свидетельства Ришата Адамова трудно переоценить. Значит, нужно разыскать эти документы, и добиваться снятия с них грифа секретности. Тогда мы сможем приблизиться к разгадке тайны воздействия аварии на бериллиевом производстве.
Поскольку Адамов говорит о том, что расследованием занималось 3-е закрытое управление министерства здравоохранения СССР (а УМЗ в те годы являлся объектом союзного подчинения), то логично предположить, что эти документы могут находиться в министерстве здравоохранения Российской Федерации, как правопреемнике минздрава СССР. Мы направили запрос в это российское ведомство. Попытка пойти лёгким путем – переслать запрос по электронной почте – не удалась. Ни ответа, ни привета. Пришлось посылать заказное письмо с уведомлением. В лучшем случае ответ поступит через пару месяцев, обычное письмо до Москвы идёт 15 дней. На всякий случай мы запросили информацию о документах по аварии в «Росатоме». Ведь именно корпорация «Росатом» стала правопреемницей Министерства среднего машиностроения СССР, занимавшегося атомной промышленностью. И в этой суперсовременной корпорации, похоже, не пользуются электронной почтой, наше письмо также было проигнорировано. И в «Росатом» начал свой длительный путь почтовый конверт с обращением редакции. К ноябрю мы рассчитываем получить ответ.
Аналогичное обращение мы направили и в казахстанскую атомную компанию «Казатомпром». Может быть, и в нашей национальной компании имеются какие-то документы по аварии на УМЗ в 1990 году. Ведь теперь Ульбинский металлургический завод входит в структуру «Казатомпрома». А если документов нет, может быть, пора попросить россиян передать их казахстанской стороне? Ответа до сих пор нет.
И, конечно, мы обратились и на УМЗ. А вдруг результаты расследования аварии находятся и на заводе? Ответ нас удивил и огорчил. Приводим полностью наши вопросы председателю правления АО «Ульбинский металлургический завод» Рустаму Медео и поступившие ответы.
« - Располагают ли в АО «УМЗ» документами по данной аварии? Если такие документы имеются, возможен ли к ним доступ, возможно ли их обнародование?
- АО «УМЗ» не располагает документами, касающимися расследования последствий аварии, произошедшей 12 сентября 1990 года на бериллиевом производстве.
- Если таких документов нет, то, обращалось ли АО «УМЗ» в Министерство здравоохранения РФ, как правопреемнику Министерства здравоохранения СССР и «Росатомпром», как правопреемнику Министерства среднего машиностроения СССР, для решения вопроса о передаче таких документов, находящихся под грифом «секретно»? Если такого обращения не было, то, планирует ли руководство АО «УМЗ» обратиться в эти российские ведомства для решения вопроса о передаче документов?
- В названные вами организации по поводу передачи соответствующих документов АО «УМЗ» не обращалось и не планирует обращаться.
- Получение документов необходимо, в первую очередь, для изучения вопроса о последствиях аварии на УМЗ для экологической обстановки и для здоровья горожан. Планирует ли руководство АО «УМЗ» провести такое исследование, включив в него как горожан, проживавших в тот момент в городе, и подвергшихся воздействию аварии, так и их потомков?
- АО «УМЗ» не имеет права проводить какие-либо исследования в области изучения возможных последствий аварии, т.к. не обладает соответствующими компетенциями, кроме того, данный вид деятельности отсутствует в Уставе АО «УМЗ». Подобные исследования и выдачу по ним заключений могут осуществлять только специализированные организации, имеющие государственные лицензии на проведение соответствующих исследований и оценку влияния техногенных факторов на экологическую обстановку.
- Руководство АО «УМЗ» заявляло, что авария 12 сентября 1990 года не оказала никакого вредного воздействия на экологию и здоровье жителей города. На чем основываются такие заявления, если вся документация по аварии и результатам работы комиссии, расследовавшей аварию, до сих пор являются секретными?
- АО «УМЗ» не может оценивать воздействие на экологию и здоровье жителей города последствий аварии, поскольку не располагает документами об их расследовании».
Ответ подписан руководителем пресс-службы АО «УМЗ» Верой Епифановой. Кстати, на УМЗ это уже стало практикой. Обращаешься к первому руководителю, а ответ приходит за подписью пресс-секретаря. Такого не позволяют себе даже в правительстве, ответы приходят за подписью вице-министров, или руководителей департаментов. Похоже, УМЗ как был в советские времена «государством в государстве», так и остался им теперь.
По сути ответа. Странно, что предприятие, на котором имеется действующее бериллиевое производство, не располагает, и не желает располагать результатами расследования последствий страшной аварии 1990 года. Ведь работает бериллиевое производство по большей части на прежних технологиях. И где гарантия, что такая же авария не может произойти ещё раз?
Понятно, что изучение воздействия аварии на здоровье жителей должна проводить специализированная организация, имеющая лицензию. Вклад УМЗ в это изучение должен быть финансовым. Почему бы не выделить средства, не объявить конкурс на такое исследование, пригласить не только отечественные или российские организации, но и из дальнего зарубежья. Тех же израильтян, они наверняка проведут объективное исследование?
Но на УМЗ заняли позицию «ничего не знаем, и знать не хотим». А зря. Открыть завесу тайны над бериллиевым взрывом 1990 года обязательно нужно. И чем раньше, тем лучше. Прошло и так уже почти 30 лет, и последствия этой аварии за это время уже могли стать необратимыми. Пока никто не может дать ответ – почему в 90-е годы начался рост онкологических заболеваний в Усть-Каменогорске, хотя предприятия значительно снизили нагрузку, едва –едва работал СЦК, а УМЗ вообще практически простаивал. Делать вид, что, мол, всё нормально, ничего страшного не было и нет – это не по-человечески. Самое пугающее – неизвестность. Давно настало время открытого и серьёзного разговора о трагических событиях 1990 года. Можно замалчивать и дальше. Но всё равно всё тайное становится явным.
Денис Данилевский
На сайте htpp://astanatv/kz/news/show/id/69495.html и на страницах газеты «Flash!» в социальных сетях смотрите сюжет корреспондента телеканала «Астана» Ирины Якуниной «Общественники Усть-Каменогорска направили запрос в «Росатом» касательно бериллиевого взрыва на УМЗ в 1990 году».
Похожее